Сборник эссе и статей Бориса Евсеева «Письмена на коже» имеет жанровое определение «Опыты и раздумья». И это действительно так. Наряду с эссе и статьями здесь есть раздумья над судьбами людей, России и мира.
Книга содержит вступление и четыре части.
Первая часть «Непреходящее», о судьбах – часто трагических – русских писателей и их идей, а также о влиянии некоторых зарубежных образов и символов на развитие русской художественной мысли.
Вторая часть «ХХ + I» – об особенностях поэтики, загадках мышления и творческого поведения писателей прошлого и нынешнего века.
Третья часть – «Философия русской прозы» заставляет по-новому взглянуть на произведения писателей, тесно соприкоснувшихся с русской религиозной философией, а также на труды философов, использовавших в своих сочинениях методы и приёмы классической русской литературы.
Четвёртая часть – цикл эссе под рубрикой «Столбцы языкотворца» опубликованный «Литературной газетой».
Одна из доминант книги Б. Евсеева – поиски новых смыслов бытия, а также их развитие и закрепление в русской литературе и философии. М. М. Бахтин в «Записных книжках» утверждал: «Смыслами я называю ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла». Опираясь на доводы Бахтина, автор книги не просто ставит вопросы, но и отвечает на большинство из них.
Чего хотел, на чём основывался в своих трудах Николай Фёдорович Фёдоров? Каким видел государство будущего Лев Николаевич Толстой? Как повлиял на русскую поэзию ХХ века царь сумрачной долины Иннокентий Анненский? Почему молчал Владимир Богомолов? Как получилось, что «конспекты» доведённого до самоубийства Леонида Добычина стали едва ли не основной новацией ХХI века?..
Нашли отражение в этой книге и всегдашние правозащитные устремления автора. Однако они выразились не в политической озверелости с её трескотнёй и тусовочным кривляньем, а в попытке разобраться, - если нужно и «реабилитировать» - несправедливо «затёртых» и забытых, а иногда и доведённых до крайности, творцов русского искусства и русской мысли. К примеру, таких как: композитор Евстигней Фомин; создатель новых духовных истин отец Павел Флоренский; поэт и настоящий, а не показушный правозащитник Владимир Корнилов; широко мысливший православный философ, протоиерей Александр Мень?
От соприкосновения с российским прошлым у автора возникают мысли и о нашем реальном, (а не выхваченным клювом очередного «попугая» из корзины на толкучем рынке) тёмно-светлом будущем. Это доподлинно существующее, а не своевольно моделируемое футурологами будущее, словно бы выхвачено автором из «зеркал времени» академика Козырева, а также перекликается с мыслью академика Анохина, писавшего о том, что любая система жива, пока предчувствует своё будущее. Литература - сложнейшая, переплетённая с миром и войной, с политикой и гражданскими устремлениями социокультурная система. Её-то, методами художественной публицистики, и исследует Б. Евсеев.
Подтверждают сказанное и ряд публикаций о книге. Приведём две цитаты.
«Я с большой радостью и удовольствием прочёл новую книгу мыслителя, писателя и просто умного человека Бориса Евсеева «Письмена на коже». Это не роман, не сборник повестей или рассказов выдающегося мастера современной прозы. Это, как обозначен жанр, «Опыты и раздумья». Борис и это умеет. Здесь собраны в одну книгу его многолетние мнения о литературе вообще и её светлых личностях в частности. А если ещё шире – о культуре, религии, России. Чрезвычайно интересное и полезное чтение, которое я всем рекомендую. Спокойный тон, блестящая эрудиция и полное отсутствие литературоведческого занудства. Евсеев не «пасёт народы», а делится с нами наблюдениями: всегда толковыми, точными и от того особо ценными. Предлагает заново оценить фигуру философа Николая Федорова, которого заботило «воскрешение отцов», и заботу эту он передал открывателю космической эры чудаковатому учителю из Калуги Константину Циолковскому. Советский монах Флоренский, гений прозы Андрей Платонов, Леонид Добычин, исчезнувший было, в начале 30-х, но сейчас занимающий одно из самых уникальных мест в современной литературе, некогда гонимый красными чертями Михаил Булгаков. И ещё многие».
Евгений ПОПОВ, «Ревизор» (16.05. 2024 г.).
«Каждое эссе Бориса Евсеева – драматическая история, раскалённая добела эмоция, высочайшая концентрация мысли, выкристаллизованный образ, боль, пропущенная через сердце. «Литургическая проза Андрея Платонова – глубже Байкала и тесней атомного ядра, – пишет Евсеев в эссе «Всегда и вечно». – Платонов сделал строку рассказа инструментом человеческого познания. Он инженер-изобретатель, конструктор и литейщик слов. Его жизнеделательные строки вместили в себя одновременно и этос, и мелос русского языка». Безусловно, язык является инструментом познания мира и для самого Бориса Евсеева. Именно поэтому писатель так глубоко и вдумчиво, пласт за пластом, исследует его». Юлия Могулевцева «Литературная газета» (19.09.2024).
Энергетический заряд содержащийся в книге и ряд скрытых в ней импульсов, словно бы подталкивают писателей к истинному, а не конъюнктурному творчеству. Обнадёживает и мысль автора о том, что: «Подлинная литература и философия – это не только сгусток нашей теперешней жизни, но и содержательная форма будущего сверх-бытия».
Книга содержит вступление и четыре части.
Первая часть «Непреходящее», о судьбах – часто трагических – русских писателей и их идей, а также о влиянии некоторых зарубежных образов и символов на развитие русской художественной мысли.
Вторая часть «ХХ + I» – об особенностях поэтики, загадках мышления и творческого поведения писателей прошлого и нынешнего века.
Третья часть – «Философия русской прозы» заставляет по-новому взглянуть на произведения писателей, тесно соприкоснувшихся с русской религиозной философией, а также на труды философов, использовавших в своих сочинениях методы и приёмы классической русской литературы.
Четвёртая часть – цикл эссе под рубрикой «Столбцы языкотворца» опубликованный «Литературной газетой».
Одна из доминант книги Б. Евсеева – поиски новых смыслов бытия, а также их развитие и закрепление в русской литературе и философии. М. М. Бахтин в «Записных книжках» утверждал: «Смыслами я называю ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла». Опираясь на доводы Бахтина, автор книги не просто ставит вопросы, но и отвечает на большинство из них.
Чего хотел, на чём основывался в своих трудах Николай Фёдорович Фёдоров? Каким видел государство будущего Лев Николаевич Толстой? Как повлиял на русскую поэзию ХХ века царь сумрачной долины Иннокентий Анненский? Почему молчал Владимир Богомолов? Как получилось, что «конспекты» доведённого до самоубийства Леонида Добычина стали едва ли не основной новацией ХХI века?..
Нашли отражение в этой книге и всегдашние правозащитные устремления автора. Однако они выразились не в политической озверелости с её трескотнёй и тусовочным кривляньем, а в попытке разобраться, - если нужно и «реабилитировать» - несправедливо «затёртых» и забытых, а иногда и доведённых до крайности, творцов русского искусства и русской мысли. К примеру, таких как: композитор Евстигней Фомин; создатель новых духовных истин отец Павел Флоренский; поэт и настоящий, а не показушный правозащитник Владимир Корнилов; широко мысливший православный философ, протоиерей Александр Мень?
От соприкосновения с российским прошлым у автора возникают мысли и о нашем реальном, (а не выхваченным клювом очередного «попугая» из корзины на толкучем рынке) тёмно-светлом будущем. Это доподлинно существующее, а не своевольно моделируемое футурологами будущее, словно бы выхвачено автором из «зеркал времени» академика Козырева, а также перекликается с мыслью академика Анохина, писавшего о том, что любая система жива, пока предчувствует своё будущее. Литература - сложнейшая, переплетённая с миром и войной, с политикой и гражданскими устремлениями социокультурная система. Её-то, методами художественной публицистики, и исследует Б. Евсеев.
Подтверждают сказанное и ряд публикаций о книге. Приведём две цитаты.
«Я с большой радостью и удовольствием прочёл новую книгу мыслителя, писателя и просто умного человека Бориса Евсеева «Письмена на коже». Это не роман, не сборник повестей или рассказов выдающегося мастера современной прозы. Это, как обозначен жанр, «Опыты и раздумья». Борис и это умеет. Здесь собраны в одну книгу его многолетние мнения о литературе вообще и её светлых личностях в частности. А если ещё шире – о культуре, религии, России. Чрезвычайно интересное и полезное чтение, которое я всем рекомендую. Спокойный тон, блестящая эрудиция и полное отсутствие литературоведческого занудства. Евсеев не «пасёт народы», а делится с нами наблюдениями: всегда толковыми, точными и от того особо ценными. Предлагает заново оценить фигуру философа Николая Федорова, которого заботило «воскрешение отцов», и заботу эту он передал открывателю космической эры чудаковатому учителю из Калуги Константину Циолковскому. Советский монах Флоренский, гений прозы Андрей Платонов, Леонид Добычин, исчезнувший было, в начале 30-х, но сейчас занимающий одно из самых уникальных мест в современной литературе, некогда гонимый красными чертями Михаил Булгаков. И ещё многие».
Евгений ПОПОВ, «Ревизор» (16.05. 2024 г.).
«Каждое эссе Бориса Евсеева – драматическая история, раскалённая добела эмоция, высочайшая концентрация мысли, выкристаллизованный образ, боль, пропущенная через сердце. «Литургическая проза Андрея Платонова – глубже Байкала и тесней атомного ядра, – пишет Евсеев в эссе «Всегда и вечно». – Платонов сделал строку рассказа инструментом человеческого познания. Он инженер-изобретатель, конструктор и литейщик слов. Его жизнеделательные строки вместили в себя одновременно и этос, и мелос русского языка». Безусловно, язык является инструментом познания мира и для самого Бориса Евсеева. Именно поэтому писатель так глубоко и вдумчиво, пласт за пластом, исследует его». Юлия Могулевцева «Литературная газета» (19.09.2024).
Энергетический заряд содержащийся в книге и ряд скрытых в ней импульсов, словно бы подталкивают писателей к истинному, а не конъюнктурному творчеству. Обнадёживает и мысль автора о том, что: «Подлинная литература и философия – это не только сгусток нашей теперешней жизни, но и содержательная форма будущего сверх-бытия».